Композиция из лирических сочинений в стихах и прозе
В одной из своих книг я уже сообщил читателям, что всерьез полюбил этот жанр – повесть-эссе. В справочниках отмечается, что эссе подразумевает свободу творчества. Оно пишется на любую тему в свободном стиле (лучше разговорном), и в нём прямо демонстрируется личность автора – его мировоззрение, мысли и чувства. Да, именно это, как говорится, – моё!
Мне нравится, в частности, создавать повесть-эссе из лирических этюдов, служащих раскрытию определенной общей заданной темы. Так появились сочинения «Милые мои технари», «И верится, что знали мы, как жить» (Из воспоминаний о старых друзьях), «Как я учился на ошибках», «Когда в работе есть изюминка», «Тепло Востока на Квинс-бульваре»…
И вот теперь мне хочется показать на собственном примере, как может влиять на формирование личности человека география его судьбы, его жизненных обстоятельств.
Добро пожаловать, уважаемый читатель, в повесть-эссе «ГЕОГРАФИЯ МОЕЙ СУДЬБЫ»!
ПОБЕДА, СТАВШАЯ ОСНОВОЙ МОЕЙ СУДЬБЫ
Начну, пожалуй, с маленькой истории из моего далекого московского детства. История-то маленькая, но в большой степени определила моё дальнейшее жизненное поведение от школьных времен до нынешней старости. Это поведение позволило мне после тяжелой болезни сердца, случившейся в пятом классе школы, деятельно и вдохновенно дожить до нынешнего возраста, уже почти до десятого десятка лет, невзирая на некомфортные психологические, бытовые и климатические обстоятельства, пройденные на жизненном пути. Надеюсь пожить еще какое-то время…
А в центре истории, которой мне хочется поделиться вначале, – замечательный детский врач по имени Тамара Львовна (к сожалению, её несложная еврейская фамилия забылась). Когда я, пятиклассник, вдруг в конце сентября тяжело заболел ревмокардитом, ревматизмом сердца, меня начала лечить другой врач. Помню, она была какой-то громоздкой, задумчивой, медлительной, несколько таинственной. Говорила тихо и немного печально, создавая у меня ощущение чуть ли не безысходности, уж во всяком случае, абсолютной неопределенности выхода из болезни. Сердце моё, пораженное ревматизмом, стало работать вяло и неустойчиво, силы мои иссякли, я уже не вставал с кровати, и влияние врача вселяло в меня безвольную покорность коварному недугу. Врач требовала, чтобы мой постельный режим продолжался до каких-то неопределенных лучших времен…
Я не знаю, почему через пару месяцев мой лечащий врач сменился.
Тут я должен пояснить, что лечение моё осуществлялось на дому, и это позволило мне не остаться на второй год в пятом классе. Видимо, потому что я был хорошим учеником, моя школа (спасибо ей навек!) сотворила чудо: ко мне стали по определенному графику приходить учителя, знакомя меня с учебным материалом и давая мне чёткие домашние задания, выполнение которых затем проверяли.
Полагаю, что моя учеба была несколько облегченной, по сравнению с одноклассниками, тем не менее, я, не посещавший классные занятия с октября до конца учебного года, был аттестован за пятый класс и в дальнейшем практически не ощущал пробелов в знаниях.
Итак, в начале зимы вдруг произошла смена моего лечащего врача. Не знаю, почему это произошло, но меня вдруг начала лечить Тамара Львовна, маленькая подвижная женщина с твердым взглядом и решительными требованиями, нередко принципиально отличными от установок предыдущего врача.
Тамара Львовна заявила, что болезнь хорошо поработала над тем, чтобы ослабить мое сердце, и мне незачем подыгрывать своему безжалостному ревмокардиту. Надо целеустремленно вести с ним бой – иначе кто его победит? Она потребовала, чтобы я по утрам делал легкую зарядку, сидя на кровати, а в течение дня один раз, а затем несколько садился на стул и ездил на нём по комнатам, обеспечивая это движение перемещением ног по полу. Надо, по мере сил, и питаться, и школьные задания выполнять, и просто книжки читать, сидя на стуле. Но если почувствую сильную одышку или сильно устану, нужно непременно лечь в кровать…
Доктор объяснила мне, что моя сердечная мышца из-за болезни потеряла прежнюю эластичность, а значит, нагрузочную способность, и надо умеренными нагрузками по возможности восстанавливать её свойства.
Я без энтузиазма, скорее, из вежливости, слегка кивнул головой. И тогда она продолжила:
- Тебе повезло: у тебя впереди переходный возраст, большая перестройка организма. А значит, есть хороший шанс, что организм подлечит свои детские нарушения. Но ты должен всю дальнейшую жизнь помогать своему сердцу в сохранении хорошей формы – всегда тренировать сердечную мышцу нагрузками. Думаю, тебе не пойдут на пользу уникальные нагрузки спортивного чемпиона по марафонскому бегу, но верю, что с любой нормальной производственной работой ты будешь справляться. Повторяю, всё будет хорошо при условии, что ты всю жизнь будешь заботиться о тренировке сердечной мышцы умеренными нагрузками. Мы справимся с ревмокардитом, но миокардит, то есть некоторое ухудшение качества твоей сердечной мышцы, может ощущаться тобой всегда. И забота о ней – тренировка, а быть может, когда-то и разумное снижение нагрузок – будет проблемой всей твоей жизни. В этом нет ничего страшного – это просто здоровый образ жизни, не более того.
Я внимательно, с интересом, слушал – такого мне ещё не говорили. А Тамара Львовна вот что еще сказала: - Ты знай, что я буду лечить тебя не по какой-то общей инструкции, а очень четко отслеживая, как ведет себя именно твой организм. И мы победим. Только доверяй мне, пожалуйста. Не подведешь?
И я снова кивнул головой, но в этот раз с пробуждающейся уверенностью…
Итак, я начал регулярно ездить по квартире на стуле, что мне очень понравилось. Пол у нас был паркетный, очень гладкий, так что это занятие не вызывало заметных трудностей.
А когда пришла весна, Тамара Львовна увидела в окно, что мои ребята-школьники играют во дворе в волейбол. Не через сетку, а просто став в круг. Двор у нас был дружный, чего только мы не делали в нём: и крепость сооружали из каких-то плит, оставленных строителями, и по очереди катались на двухколесном велосипеде, купленном одному из нас папой, и в волейбол играли настоящим мячом, имеющимся у другого парня…
Помню, что Тамара Львовна вышла во двор и о чем-то поговорила с ребятами, игравшими в волейбол. А вернувшись, она села на стул передо мной и с некоторой торжественностью заявила:
- Ты молодец, хорошо сдружился со стулом. А теперь попробуй встать и походить по комнате.
Ходить я успел разучиться и выполнял её просьбу очень неуверенно, Сделав пару кругов по комнате, я очень устал – и доктор разрешила мне сесть на любимый стул. Затем сказала: - Начинаем новый этап твоего выздоровления. С сегодняшнего дня тебе надо ходить по комнате, сколько сможешь. Не переутомляйся, но каждый новый день ходи подольше. Я думаю, что делать это тебе будет всё проще и проще. А через неделю мы с тобой выйдем во двор, и ты попробуешь поиграть с ребятами в волейбол. Согласен?
Я испуганно ответил: - Боюсь…
- Не надо, всё будет хорошо. Первое время я буду выходить с тобой во двор и наблюдать, как ты набираешь спортивную форму.
Она чуть шаловливо улыбнулась. Мне стало спокойнее, и я улыбнулся тоже…
За неделю я стал ходить довольно уверенно. И вот наступил день, когда мы с Тамарой Львовной вышли к волейболистам.
О, как трудно давался мне волейбол! Я потерял координацию движений – бил по мячу довольно неуклюже. А еще я ведь не мог делать бегательных движений. Но ребята вели себя удивительно тактично и терпеливо. Мне было ясно, что Тамара Львовна что-то предварительно вложила в их сознание.
Не хочу утомлять уважаемых читателей детальным изложением своего дальнейшего выздоровления. Оно в основном длилось до окончания следующего, шестого, класса, когда я понял, что уже не являюсь «белой вороной» среди ровесников, а достиг по физическим возможностям уровня некого «середнячка».
Тамара Львовна продолжала периодически контролировать моё здоровье и радовалась моему уверенному приближению к приемлемой физической форме. Я уже тогда понимал, что именно её смелый, нестандартный метод лечения стал основой моего столь успешного выхода из болезни.
Но не только эти приятные факты стали результатом лечения под руководством незабвенной Тамары Львовны. Под её влиянием я решил, что смело пойду в нефтяники-буровики, хотя в студенческие группы по этой специальности девчонок не принимали – работа инженера-буровика является самой некомфортной и физически тяжелой в отрасли. Но меня увлекла эта работа мужественных, несгибаемых людей, когда на летних школьных каникулах я побывал на буровой в Башкирии, где отец участвовал в промышленных испытаниях нового забойного двигателя – электробура, вращающего в скважине буровое долото.
Я, став разработчиком, исследователем и руководителем опытно-промышленного применения новых технико-технологических комплексов для бурения скважин, провел на буровых, главным образом, Западной Сибири, очень много времени на протяжении всей своей трудовой жизни. Лютые морозы, бессонные ночи и срывающие ритмичную работу буровой бригады неудачи моих экспериментов – всё бывало, испытывая мое сердце физическими и нервными нагрузками. Оно выдержало их и дало мне уже пережить середину девятого десятка лет.
Огромное спасибо, дорогая Тамара Львовна! Низко кланяюсь Вашей светлой памяти…
Юрий Цырин. Продолжение следует.